Стихи 2016

1983-1985 ,1989-1999, 2010-2012, 2013, 2014, 2015, 2017, 2018, 2019

2016

Рождество

Звезда зажглась над ним и освещала путь.
Пусть трое соберут подарки, пусть
Их к дому плотника доставят.
Пусть там пока еще не знают. Слабый крик
Из люльки, колыбельная и скрип
Под зимним ветром внешней ставни.

Ещё они вдвоём, и тёплый ровный свет
Его укутал, и пока Завет
Один, а Новый не написан –
И только начат их бессрочный диалог,
И только сын рождён, и только бог
Следит за ним из-за кулисы.

И позже, два тысячелетия спустя,
Какой-то отблеск во дворе, пустяк
Мальчишку сразу остановит
У слепленного им сейчас снеговика:
Он вверх посмотрит – молча, свысока
Звезда глядит в судьбу сыновью.

12.24.2016

Первый снег

Над опавшими листьями белые строчки метель
Иероглифами заполняет морозною ночью:
Проступает во тьме городок, придорожный мотель
Рядом с ним, из случайных штрихов и кружащихся точек.

Уже можно прочесть побелевшего леса абзац
И над ним, сверху вниз, в грамматических знаках страницу –
В ней, должно быть, о том, кем мы были столетья назад,
И зачем после смерти ещё предстоит нам родиться.

Сам себя повторяет автобус – и белых чернил
Вдоль маршрута хватает его дописать до конечной,
На которой сойдёт пассажир и расстает в тени
Переулка, откуда весь путь открывается Млечный.

12.17.2016

В день 60-летия:Welcome to the Club!

Толе, то есть с этого дня – Анатолию Ткачу

Заходи. Не снимай пыльных шкар – здесь и быт, и уют,
Как захочешь ты сам: по душе и по вкусу,
И в прихожей без тоста стопарь, как родному нальют,
И занюхать дадут рукавом на закуску.
Проходи. Здесь просторные комнаты с видом на юг,
Где поёт о молдавском портвейне Ротару,
Где все девушки сразу и с радостью в парках дают
За «Элегию» Бродского, то есть на шару.

Отдыхай. Здесь у каждого свой постоянный музей,
Где ты сам экспонат и служитель на входе,
И в толпе, в то же время, привычно поддатых друзей
Ты из зала в такой же другой переходишь.
Впечатляйся. Ведь ты – разгильдяй-растакой-ротозей
Можешь тут всё, что хочешь: на стены плеваться,
Можешь, как Шерлок Холмс, даже в шахматы – лишних ферзей
Тут навалом, хотя победит доктор Ватсон.

Будь, как дома. Всё также здесь время течёт испокон,
И гитара звучит, расслабляясь пострунно,
И по нелевантийски гудит за рекой Иерихон,
Календарь по привычке используя лунный.
Осмотрись. Бочку пива возьми и от пуза попкорн,
Кот поднимет свой хвост позитивно трубою –
И ему шестьдесят, и он счастлив сегодня свой корм
Разделить в этот праздничный вечер с тобою.

Проходи. Это клуб – не бардак, не какой-то шалман,
Здесь до ста двадцати напиваются скотчем
Плюс два кубика льда – и ряд женщин невинных с ума
Юбиляр здесь сведет без труда, коль захочет.
Оставайся. Тут боги, и в каждом таится шаман:
Всё ещё удаётся нажраться на рубль –
И огонь впереди, и вода расступилась сама
Пред тобой. И начищены медные трубы.

10 декабря 2016 года

За месяц до даты смерти

Словно капля за каплей сочит отрава
С пожелтевшего клёна, и не срослось
Небо с клином, утащенным югом, – справа
Пролетающим тело твоё насквозь.

– Подожди, – я шепчу под дождём беззвучно, –
Дай коснуться твоих неземных волос,
Не исстай, – долгой смертью твоей обучен,
Я молюсь, чтобы это сейчас сбылось.

– Подожди, – чей-то голос годами слышу, –
Как ты вырос, – не ты говоришь со мной, –
Словно кроной рассвет шелестит над крышей,
И по крыше закат заскользит зимой.

– Дай же руку, – шепчу, даже не мечтая,
Всю в морщинах погладить твою ладонь.
Исчезая, с собой ты уносишь тайну:
Как во снах мне являешься молодой?

Этих кратких свиданий ничтожно мало –
Пребывая в бессмертной своей любви,
Если ты сейчас слышишь, кивни мне, мама,
Веткой жёлтой, и лист с неё оторви.

10.22.2016

Visum et repertum

человек
выталкивает себя
из другого
человека
стряхивает
жидкость
сглатывает
слизь
сбрасывает
плаценту
стирает
кровь
после
лежит
ползёт
встаёт
идёт
наполняясь
кровью
лимфой
жидкостью
слизью
и куда
это всё
уходит
когда он
твёрдый
ссохшийся
костлявый
бескровный
с последней
слезой
исчезает
испаряется

улетучивается

10.20.2016

Двое в осеннем пейзаже

Золотистого воздуха волглый озон
В лисьей шубе, срываемой с лесопосадки
Ветром сильным –
Между небом и медленной почвой зазор,
Как бы меж жерновов, всё стирающих в синий
Без осадка.

Сквозь лиловый туман пробирается звук
По утрам, попадая в мишень паутины –
Бьётся в сетке,
Пробивает её, выбирая из двух,
На тропе прохрустевших октябрьской веткой,
Тень мужчины.

Там она и останется, в луже лежать,
И попутчица, всхлипнув, присядет у края,
Глядя вглубь,
В эту тень – и ей будет прошедшего жаль:
И не в силах слова оторваться от губ,
Истираясь.

10.16.2016

По обе стороны окна

Дождь долго капал, и за столько дней
Мне удалось в своей тиши привыкнуть,
Что пешеход в окне нелепо выгнут,
А почерк на стекле в ночи видней.
Стекали строчки, но в каком-то сне
Я этот текст прочёл в одном из писем:
Прозрачный лист был знаками исписан,
В нём обращался пешеход ко мне.

Он мне писал о том, что каждый день
Из глубины оконного проёма
За ним слежу, и иногда от грома
Пугаюсь, словно общей с ним беде.
Он мне писал, что хочет пригласить
Меня в кафе, куда с утра заходит,
Но если вновь сегодня не свободен –
Ответ он стойко примет, как хасид.

Он мне признался, что готов давно
Пейзаж оставить, до последней лужи,
Когда бы знал, что больше мне не нужен,
Что жить смогу, зашторивши окно.
В своих нелепых просьбах был смешон
Он много дней, гуляя к остановке –
Я никогда, признаться в том неловко,
Не видел, чтоб автобус подошёл.

Похоже, он бессрочно просто ждал,
Раскрывши зонтик, от меня ответа:
И по окну стуча, писал об этом
Бесцветными чернилами дождя.
Когда-нибудь (к примеру, этот стих
Сейчас закончив) я ему замечу,
Царапая стекло: никто не вечен,
И я его согласен отпустить.

Какой ведь никакой, а всё же выход,
Хотя мы с ним сроднились, и почти
Он смог от одиночества спасти…
Так дождь ушёл. И снег в том месте выпал.

10.13.2016

Судный день (обновленная версия)

А ты не спишь в ночи: не умер,
Не жив, хотя не одинок,
И до рассвета «бу-бу-бубер»
Стучит, бубнящее, в висок.

Осенний Судный день, в который,
Записанный в одну из книг,
Услышишь звуки кьеркегорна,
Что сам собой в тебе возник.

И барабанной перепонки
Разрыв нельзя предугадать,
Когда возникнет голос звонкий,
Закрывший в храме День Суда.

Какой народ – такой и гегель,
И одиночество в пути,
В пяти тысячелетнем беге,
Обречено себя спасти,

Себя вести через потери
Букв алфавита, букваря
Всего – но у конечной цели,
Всё это заново творя.

Среди земных дорожных знаков –
Альгамбр, рейхстагов, пирамид, –
Путь одиночеств одинаков,
Как и монад. И маймонид.

10.11.2016

Ураган Мэттью

Живёшь по средствам, не прося чего-то сверх
Того, что может предоставить день осенний –
На небе глаз вдруг открывается в четверг
И за тобой следит до ночи воскресенья.

Он над Флоридой не моргает и, слезясь,
Над Каролинами застыл слепящим взглядом,
А ты не можешь угадать, чего нельзя
Тебе сейчас, и что, напротив, делать надо.

Глаз безучастен, отражая мир людей:
Во тьме зрачка плывут созвездия сонливо,
Как будто тоже ожидают Судный день,
Когда и ветру стихнуть, и уняться ливню.

10.09.2016

Спетая песня

Душа с годами, да не истлела, хотя устала,
Пойдёшь направо, потом налево – внутрь лабиринта,

Я загадаю в ночи желанье, но как запомнить,
А вдруг случится, что утром ранним его исполнят.

И голос сверху ты не услышишь, и чья-то фраза
О том, что здесь пребываешь лишним – тебя настигнет,

Так больно снизу, так душно сверху, а в настоящем
Потеря длится, всегда и скверно, сквозь безразличье,

При всём при том, что его немало внутри, под сердцем,
Судьбу натянешь, как одеяло, чтобы согреться,

Всё глубже вдох и случайней выдох, полны беззвучий
Там, где сияет пожарный выход твоей пещеры.

10.04.2016

Путешествие

Вдоль железной дороги игрушечный поезд летит,
Подаёт беспокойный сигнал, чтоб усилить забаву –
Впереди переезд, опускается срочно шлагбаум.
На вокзальных часах подбирается стрелка к шести.

Монотонно колёса о тонкие рельсы стучат
И качаются влево и вправо три спальных вагона –
С полминуты пути весь отрезок ж/д перегона,
От всего игрового маршрута четвёртая часть.

На окне нарисован сегодня осенний пленэр:
В отдалении лес, на ближайшем пригорке – селенье,
Облака, погружённые в студень лазуревой лени,
Как и тот, кто за ними следит из окна, например.

Этот, в спальном купе средних лет рядовой пассажир,
Свою книгу сейчас раскрывает на нужной странице, –
Мимо станции поезд проходит, вовсю веселится
Детвора, и крутые составу грозят виражи.

10.02.2016

Рош Ха-Шана (обновленная версия)

Шестидневка пролетела, как сон.
Подуставших бледных ангелов сонм
Расстворился, и теперь в тишине
Почитать бы, да расслабиться мне.

Пыль пока не улеглась, но притих
Мир ночной – дневного дагерротип,
В нём, примерно, тёплой суши на треть,
И морям осенним долго сыреть.

В них является ночная звезда –
Серебрится мелкой рябью вода,
Облака плывут, как рыбы; в тиши
Опадают камни с дальних вершин.

Мир в гармонии, в единстве октав.
Коль уж создано, пребудет всё так,
И, как каменщик, достроив фасад,
Я итогу обозримому рад…

Подогнав последний горний вершок,
Он подумал: «Всё теперь хорошо,
Правда, палец придавил кирпичём,
Но как здорово, что план воплощён.»

День шестой течёт, сонливый такой,
Лень подвигать что ногой, что рукой,
Не разбудят даже грохот и вой
От так мастерски им созданных войн.

10.01.2016

* * *

Я открыл эту книгу и не мог оторваться,
Никогда ничего не читал я прекрасней:
Жёлто-красный пейзаж украшал в ней Палаццо,
В нём кипели вовсю итальянские страсти.

В нём играли на лютне, по утрам громко пели,
Исполняли, похоже, любые капризы.
Пальма лезла в окно, распустив свои перья,
И под ветром солёным росли кипарисы.

Уходила к прозрачному морю аллея,
По волнам плыл осенний кораблик бумажный
И на парусе буквы размокли, алея,
Что жильцам из Палаццо сразу было не важно.

В этой записи – текст заключительной части,
И к двери подбегает в слезах героиня,
Но финал всё не может без текста начаться –
Он уплыл. Он на дне. Нет его и в помине.

И закрыть ты не можешь эту книгу – и словно
Ты в ответе за то, что с тобой не случилось,
Ибо видел тот парус, но не можешь ни слова,
Даже крошечной буквы припомнить не в силах.

Ты уже не читатель, и навязан сюжетом,
Как дурной бесконечностью, верою в Бога,
Неизбежный мотив: что найдется на этом
Белом свете лист белый для них – с эпилогом.

09.25.2016

Параллельные времена

Океан – это бал из балетных пар,
фуэте оторвавшейся пены от гребней
волн над призрачным дном оркестровой ямы,
это в ритмы борея, в пространства ямба –
сноп лучей, словно вёсла небесной гребли
в предвкушении штормом рождённых па.

Так во сне мне привиделось, так во сне
я касался воды неподвижным взглядом,
с неба слизывал россыпи мелкой соли,
слышал голос высокий из «Песни Сольвейг»,
ярко-белые звуки со мною рядом
вниз летели, и сыпал на волны снег.

И нигде никого. Я был так одинок
только в детстве, однажды пропав среди взрослых:
в моде были комичные шейк с хали-гали,
но безудержно, празднично твист танцевали,
позыбыв о пропавшем, которому просто
заблудиться меж нижеколенных ног.

09.24.2016

Игра в прятки

Ты ведь спрятался там, где тебя не найдёт никто,
И пока сосчитают, чтоб крикнуть: «Иду искать!» –
Ты собой заполняешь ближайшую из пустот,
И последнюю – по лабиринту – порвёшь из карт.

Здесь тебя не найдут, то есть выигрыш за тобой.
Ты и есть чёрной пылью шуршащая темнота,
А вокруг проигравшие ищут тебя гурьбой,
И весь вечер зовут, и всю ночь до утра, представь.

Детство склонно вверять безучастной разлуке связь
Меж любовью и жутким отчаяньем – и кричат
Там, снаружи, до хрипа, покуда во тьме, трясясь
От беззвучного смеха, ты гробишь за часом час.

Так в грядущем «однажды», спустя много летозим,
Голоса узнавая родных, навсегда прощён,
Ты лежишь, заполняя пустоты, совсем один,
Обнимая всех тех, кто искать тебя обречён.

09.17.2016

Осенняя кампания

Капитан, разрешите проститься! Вы – лучший из всех,
Я немалого в службе добился под вашим началом.
Пусть сопутствует вам неизменно военный успех
И в сраженьи большом, как обычно желают, и в малом.

Я слагаю свои полномочия. Завтра, к утру,
Покидаю наш полк. То, что дальше – не трудно представить.
Я надеялся, мой капитан, что иначе умру:
Вас прикрыв, и себя перед пулей в атаке подставив.

Я снимаю погоны, сдаю именной пистолет.
Я прожил по уставу и верен присяге и стягу.
Не сказать, что мы связаны неким количеством лет,
Но весну мы прошли, через лето ворвавшись в сентябрь.

Я, похоже, пришёлся теперь не совсем ко двору.
Капитан! Дело чести – покинуть наш полк без прощанья…

Первый лист, пожелтевший на ветке, сорвался к утру –
В глубину тишины. Без приказа: «На выход, с вещами!»
Он летел под зелёные взгляды – с деревьев вослед
Их ему посылали все бывшие однополчане.
Мир глядел немигающим глазом, что позже ослеп
От зажжённого жёлтого, или от белой печали.

09.11.2016

Звуки осени

Колыхаемый ветром зелёный узор витража,
Синева углубления между дрожащими кронами –
Если долго внизу на спине неподвижно лежать,
То родство ощущаешь с шуршащими поверху кровное.

Перелётное лето твоё приподняв над травой,
Лёгкий ветер покачивать будет, слова колыбельные
Вспоминая, и ты возвратишься под вечер домой,
Где знакомые тени растут, становясь запредельными.

И по ним, как по кольцам стволов, в сентябре узнавать
Год за годом живущих и тех, в остывающей просини:
Лес ещё зеленеет, когда с эхом в сто киловатт
Обрывается лист в желтизну наступающей осени.

09.04.2016

Встреча

Маленький, прозрачный и неброский
Там, в раю, давно абориген,
Встретил он меня, Иосиф Бродский,
И спросил негромко: «Помнишь, Ген?»

Я стою, не знаю, что ответить:
Есть, конечно, масса общих тем,
Но на том не виделись мы свете –
Может, Бродский перепутал с кем?

Два-три раза встретились случайно,
Да один с утра, на Мортон-стрит.
Бродский ждал ответа, но как «чайник»
Я моргал, часами жал плечами,
Становясь всё более небрит.

08.25.2016

Пробуждение

Важные сюжеты с ценными деталями, о которых не вспомнить.
Добрые люди, опасные личности, случайные прохожие.
О чём-то долгий разговор в одной из знакомых комнат.
Бока дневных облаков, во сне потёртые, словно кожаные.

Мысль, которую не позабыть затем рассказать кому-то.
Мокрая подушка, «прощайте» – одно на всех, чтоб не париться.
Сонливый, ещё оттуда, когда просыпаешься утром,
Твой голос: «Его больше нет среди нас. Он уже просыпается».

08.20.2016

Комариный писк

Вечером несть им числа – комарью и
Всем, кто лакает нектар фонаря:
Правда, тем легче узреть, кто воюет
С родом людским до конца сентября.

Всех хладнокровней пилоты-москито,
И в кучевых облаках мошкары
Корчатся призраки – жертвы масскульта,
Тени египетской древней жары.

Созданный в небе строкой первотекста,
Царь насекомых поёт у виска
И современником алчных Ти Рексов,
И как безвестный какой-нибудь скальд.

Вечный, как судеб неведомых промельк, –
Слабо пищащая сверху душа
С верой о том, что никто там не тронет,
Веры никто здесь не будет лишать.

08.16.2016

* * *

Который раз свой отпуск пережив,
Встречаю понедельник,
Хотя вполне бы мог прожить в бездельи:
На кронах зелени, что в банках денег.
Кому скажи.

Скорей всего, мне так полезен труд
И пахота работы,
Что выйти в лес с мешком – уже забота,
И чистой пробы, рвать мне неохота –
Луч поутру.

Так, видно, жить и умирать в поту,
То уходя в свой отпуск,
То возвращаясь в цех свой идиотский:
По эту сторону – цевницы отпрыск,
Да и по ту.

08.14.2016

Ночной дождь

Блестят в ночи зрачки у города,
И улицы, в сплошном слияньи,
Звучат одним привычным говором,
Освещены одним зияньем.

Слюда дождя шуршит, накинута
На спины городских кварталов,
Где пешеходы – влаги иноки –
Спустившись в лужи, в них остались.

Спускаясь по откосу, здание
Себя в реке не видит, маясь:
Так плоскостью своей придавлена,
Кривой становится прямая.

Неон украсит мокрой фрескою
Расцвеченную ткань дороги,
Чтоб ночь сама водою пресною
Прохожим омывала ноги,

Чтоб протирала ветра ветошью
Плюсну стопы, за пальцем палец,
Пока, всей силою рассветною,
Лучи на город не упали б.

08.13.2016

* * *

Посетившие эту земную юдоль – Чудо Мира,
Как отмечено в путеводителях по Универсуму,
Оставляют на камне «здесь были…» – как Кир вместе с Кирой,
Так и Рам и Шиам (в болливудской классической версии).

– Капитан, что теперь? – пассажиры в тревоге понятной.
– Огласите маршрут, – удивляют вопросом пытливые,
А вокруг и всегда, в тишине темноты необъятной,
Нависают галактики спелыми летними сливами.

– Мы оставили прошлое справа, – им кэп отвечает, –
Слева – память о нас, что и есть наше время полётное,
Так что, братцы, куда мы летим и где вместе причалим –
Не могу уточнить, как бы мы ни старались с пилотами.

Невесомые – из невесомости с мрачным надсадом,
Интуристы – в местах, где все звездные были сражения:
Им упасть в эту ночь за спиною фруктового сада,
В тихом августе, жадно земное впитав притяжение.

08.11.2016

Летняя элегия

Течёт над нами Августа река,
И здесь, на дне, собой явив мгновенье,
То шмель влетает в желтизну цветка,
То дальний план настраивает зренье,
Раскрыв всё то, что горизонт упрятал.

Мы живы там с тобой наверняка,
Возможно, ты – японкой, я – бурятом,
И смерть нам не страшна, что, как строка
Не зная точки, ставит жизни рядом,
Подобно звукам – в них клубятся рифмы.

Мы там давно с тобою рождены,
Где луч натянут над скрипичным грифом,
Где сад подводный, не найдя вины
В известном деле под секретным грифом
«Они» – печать-ранет уронит с ветки.

Хоть там, должно быть, есть, кого предать:
И старый ветх завет, и новый – ветхий,
Но если я могу и смерть отдать,
Как за тебя здесь жизнь готов, то редко
Кому так улыбается судьба.

08.06.16

В дискурсе и парадигме

Ты тревожно спишь и не прост твой дискурс –
Эпос чутких снов силой в сто гомеров
Аж до хруста в межпозвоночных дисках
Ты лежишь и зришь, как сюжет химерный.

Там война миров и Вселенной гибель,
Глаз Циклоп открыл и пошёл на брата,
Голова растёт у Лернейской гидры,
Будто бы во всём гидра виновата.

Будто ты актёр в драме с труппой нецке,
Где секир башка – не твоей секирой,
Где на десять снов о войне и немцах
Нет ни одного, чтоб кончался миром.

Словно ты рождён парадигме сниться
О себе самом, и в одной из версий
Ты заснул, в другой – всё тебе не спится.
Их не отличить, как и жизнь от смерти.

07.31.2016

В Чистилище

По субботнему утро. Без дел голова
То анфас подставляет, то профиль
Под рифмованный ритм, – совершаю слова,
За которые кто-нибудь спросит.

– Посмотрите, – слезясь, обвинитель начнёт, –
Как, достоин стыда и позора,
Раз за разом стихи сочинял рифмоплёт
Из какого, неведомо, сора.

Суд присяжных вздохнёт удручённо при том,
Адвокаты почешат макушки.
– Он за томом строчил поэтический том,
Будто гении – По или Пушкин,

Первослово без спросу намеренно для,
Исписал массу перьев и ручек.
– Да, – качнёт париком бородатый судья, –
Вот же потрох попался нам сучий!

А о чём хоть писал? – О себе, в основном, –
Разведёт обвинитель руками.
– Ваша Светлость: за томом – до старости! – том,
Словно это «Tristia», иль «Камень».

– Ни хрена себе! – стойко привыкший встречать
Зло, судья нос о мантию вытер.
И пошли мы свои сковородки искать:
Падший я, да мой ангель-хранитель.

07.30.2016

Времена года

Я входил до дождя и бродил по зною
Между жаждой Харибды и хрипом Сциллы,
Долго с эхом прощался под гулким сводом:
Я не знал, что до осени хватит силы,
А потом до зимы, до тепла весною.
Что опять буду черпать ладонью воду.

Что на век всего хватит – и будет чаша
Вытекать над губами потоком капель,
Мокрый ветер расправит морщины кожи,
И как ток, пропуская себя сквозь кабель,
Я доверюсь дождю, ибо смерть не чаще
Возникает, чем жизнь. В чём они похожи.

07.19.2016

Беличье колесо

Воробей изучает случайный борей
В середине июля, но жарко, –
Как сказал в прошлой жизни бывалый еврей:
«По пчеле – и пчелиное жалко».

Белый танец капустниц. Одна за одной
Белки утром взбегают по клёну
В колесо, где по верху – белеющий зной,
А на дне всё покрыто зелёным .

И вращая прозрачное время, они
Понимают, что заняты делом,
Сотней беличьих сил приближая те дни,
Когда дно – бывший верх – станет белым.

Отправляется ввысь зеленеющий сад
В отраженьях январских метелей, –
И скрипят верх и низ вдоль оси колеса,
Как любовники – общей постелью.

Через месяцы всё повторяется, поз
До фига перебрав делом грешным.
«А зачем?» – отвечая на этот вопрос
Подавилась бы белка орешком.

Если кто-то и знает – привычно молчит,
За столетьем считая столетье,
Но уже остаётся от лета почти
Половина. Как память о лете.

07.17-18.2016

Хроники июля

Если бы я умер в возрасте пяти лет

Я знал, что если крепко зажмуриться, то ничего не случится,
Кормил молоком спасённого птенца и ждал маму-птицу,
Строил замки из песка на евпаторийском пляже летом,
Знал, что на мои вопросы у родителей всегда будут ответы.
Я видел мёртвую крысу под дождём – её убил Игорь,
Выходил утром во двор играть до вечера в детские игры,
Собачки гавкали, птички пели, уточки кричали «кря-кря».
Я понимал, что столько нужного сделал и прожил
эту жизнь не зря.

Если бы я умер в семнадцать

Я верил, что это невозможно, хотя не знал о бессмертной душе,
Прочитал «Трёх мушкетёров», «Овод», «Последний из могикан» уже,
«Видимо, это и есть секс,» – думал, целуясь с Плужник Ирой,
Ещё не представляя, что место, где проживаю – самая жопа мира.
Я хотел умереть, чтобы меня оплакивали все красавицы класса,
Дрался в школьном дворе и ходил две недели с подбитым глазом,
Не слушал маму и не надевал шапку в конце декабря.
Я был наивен и весел, жизнь – насыщенной, и я прожил
эту жизнь не зря.

Если бы я умер в тридцать семь

Я считал, в этом возрасте уходят великие и очень бы этим гордился,
Орал на рок-концертах и прослушал сотни бессмертных дисков,
Один раз тонул и кто-то прозрачный поднял меня с мягкого дна,
Ждал единственную любовь и она пришла, как оказалось, не одна.
Терял друзей: Сашу зарезали в день его рождения,
Встречал новых друзей; хотел, безрезультатно, много денег.
Встретил своего двойника: он прошёл с колокольчиком, что-то говоря.
Я жил бестолково, связи – случайные, но представлял, что
живу не зря.

Если бы я умер в семьдесят

Просто лечь вечером в постель и не проснуться ни утром, ни в полдень,
Жизнь пролетела, как скорый поезд, всегда пассажирами полный,
Окна вагонов страницами раскрытой книги еще продолжают листаться
Под ветром – и тишина встречает сошедшего на одной из станций.
Привокзальный буфет всё тот же, куда в юности ходили пить пиво,
Всё те же Иры, Саши из детства и школы, сохранившиеся на диво,
Рассыпают по бокалам ещё сырую землю, сигареты куря.
Мы глотаем её под воблу и тостующий произносит: «Мы
жили не зря».

07.10.2016

Болеро

Говорил мне на ранчо ковбой:
– Надо мир принимать в позитиве,
Как бы ни был тебе он противен,
Как бы мир ни боролся с тобой.

Говорил мне на баке моряк:
– Жизнь полна и штормов, и печали.
Всё, что нужно – надёжно причалить
И отдать поскорей якоря.

Лётчик мне говорил: – Не вопрос,
Если ас, но вот также победно
Распыляй над планетою медный,
Крайне нужный селу купорос.

Говорили доярка, с клюкой
Пиротехник, водитель маршрутки:
– Этот мир – неприятный и жуткий,
Но в нём есть оптимисту покой.

Даже, я представлял, говорит
Мне патолого-главный-анатом:
– Жизнь снаружи ужасна, но надо
Верить в то, что прекрасна внутри.

Лишь один кто-то странный молчал,
Взгляд бросая в сторонку при этом.
– Кто ты будешь? – Я буду поэтом,
Очагом поэтических чар.

– Ты, похоже, и есть пессимист, –
Я засыпал вопросами сходу, –
И свою точно зная природу,
Исчерпал позитивный лимит?

Он молчал. Тяжелели в груди
Неизменные ямбы, хореи:
Добрых слов говорить не умея,
Ничего вслух не мог он родить.

– Краток век поэтический мой, –
Лепетал он губами безмолвно, –
Мне бы выплакать долю по полной,
Не прося состраданья – и в морг.

Но до этого, пусть письмена
Попадут в альманахи, в журналы,
И войду я без мыла в анналы,
Став Поэтом на все времена.

– Да, задача! – я мысль прикрепил
К телепатии, словно прицепом.
– Не завидуешь братьям по цеху?
– Даже сёстрам, – он вслух заключил.

И взлетел, накренившись слегка,
Под равелевский ритм гобоя.
Вот тогда-то я встретил ковбоя,
Пиротехника и моряка…

07.09.2016

* * *

Истин больше не будет в любимом вине,
Но и лжи – в непременной закуске.
После смерти трава обратится ко мне:
– Будешь мной? – Да, – отвечу по-русски.

– Будешь мной? – воробей где-то там прокричит,
Где его перепутаешь с эхом.
– Почему бы и нет, ведь одна из причин,
– Я скажу, – дальше некуда ехать.

Это всё. По идее, закончен маршрут,
Если фразой одной подытожить.
– Будешь нами? – толпа облаков тут как тут
И сумняшесь, похоже, ничтоже.

– Будешь нами, – для старых друзей и родных
В этом нет никакого вопроса.
– Будешь мной, – это рядом твой голос возник
Так привычно, негромко и просто.

Одного не услышать – подавлен и нем
Из возможных в забвенье инстанций,
Будет голос, и он бессловесному мне
Не предложит: «Собою останься.»

07.02.2016

Первый день июля

Пятна теней, позабытые с ночи
В утре июля,
Луч, заскользивший вдоль зелени сада
К меди ограды, –
Но в декабре здесь всё было иначе,
Нас обманули:
До горизонта посыпано содой,
Место утраты.

Вместо листвы – колыханье метели,
Кроны сугробов;
С носом морковкой, с ведром на затылке
Гипсовый выдох –
То ли надгробье для Троицы, то ли
Мраморный робот,
Только для бедных, – с засыпанной тальком
Дыркой, где выход.

Тень поднимается клоном чьего-то –
Неба? – дыханья,
Гусениц стужи стряхнув поздним мартом,
Клином взлетает
Черных грачей, что явленьем чревато
Ситцевой ткани
В белых капустницах, в снах водомерки,
В лете проталин.

07.01.2016

Отражения

Оставленные, из зеркал глядящие,
Как следствия, причинами покинутые,
Познавшие проклятье и грядущее,
Бредущие по зазеркалью киниками, –
Вот я, один из них, под тёмной рамою,
Где мир заполнен только отражениями,
И без числа разрушенными Римами
С их правом и с их мраморными гениями.

Мы вместе здесь умрём от одиночества,
Случайно бесполезно кем-то созданные,
Забывшие первопричину начисто –
Создания, из свето-тени сотканные.
Под чьим-то взглядом оживём фантомами
Ещё когда-нибудь, в забитых мнимостями
Словах извне, что прогремят там-тамами,
А мы их божьими воспримем милостями.

Нас как бы нет: полотнами зеркальными
Мерцает время и его хранилищами
Мы учтены, как еремиты – кельями,
Как от суда спасённые – святилищами.
Мы здесь, всегда внутри, до первой трещины
С падением осколков сверху с атомными,
Возможно, взрывами – и сразу станет трущейся
Поверхность мига с зеркалами матовыми.

А дальше – ждать, когда с прибоем чистая
Волна вдоль матрицы пройдёт серебрянная
И отражение, скользя бесчувственно
Под чьим-то взглядом, будет им колеблемое.

06.26.2016

* * *

Жара – это ветер, прилипший к дороге,
Полёт одинокого в небе орлана,
Моление веток в молчании строгом
К тропе, утонувшей в желе по колено,

В застывшем зрачке оплывающий полдень,
Весь в перистых, до горизонта, морщинах,
Как будто глядит с фотографии Оден
На город, оранжевым пеклом мощёный.

Здесь, в плотных объятиях летнего зноя,
Где время скрутилось в спадающий локон:
Я, ставший тобой, ты – палящая – мною,
Уже неделимы студёной разлукой.

06.19.2016

Ненастье

Дождь для травы, для тропы по-июньски строг:
Несколько дней без надежды на то, чтоб просохнуть,
Пытки водой порождают животный страх
И, кто не сломлен пока, – непременно согнут.

По непогоде и взгляд: в глубине зажат,
Прячется в иле зрачка, застывает в шахте,
Где, как внезапно ослепнувший пейзажист,
Видит себя со всех точек внутри ландшафта.

Всё, что теперь и повсюду – тех дней итог,
После того, как заполнила воздух влага:
Глазу – слезиться, и уху – не слышать такт,
А пережившим грозу – не озон, а ладан.

06.18.2016

Смерть в Фэйсбукии

Владелец записи – теперь одной из троп
в его бессмертие, покуда есть Фэйсбук
(то не фигура речи и не праздный трёп,
не – бога ради! – ради этих блеклых букв) –
я твой читатель. Это мой рабочий стол,
вид из окна в пространство, где сегодня нет
тебя, поскольку после смерти монитор –
загробный мир для тех, кто верит в Интернет.

Теперь ты в каждой из оставленных тобой,
словно венозной кровью, ссылок, в сотне дат,
где под последней, выражая скорбь и боль,
друзей фэйсбучных комментарии висят.
И это внятней, чем обычный некролог,
в котором вырытою ямой шрифт пропах;
и это лучше, чем забвения залог –
ушедший в спам и оттого нетленный прах.

06.11.2016

Манекен

Почти что человек, но будто ластиком
Бездарно стёрты на лице черты;
В его витринных позах – ступор пластика,
Стерильность безучастной наготы.

Не Homo Legens и не Homo Habilis,
Но денег не попросит, и на спор
Не отличит из двух каналов кабельных,
Где про здоровый секс, а где про спорт.

Не возвести бы на него напраслину:
Он глух – чем не Бетховен наших дней?
Он нем, при том что не немей Герасима,
Да и Муму, скорей всего, верней.

Он отдан миру, хоть поведать нечего,
Он как трибун, в толпе всегда один.
Я выберусь к витрине как-то вечером.
Мы клуб двух одиночеств создадим.

Дай руку мне. По сю, потусторонними,
Прозрачно отражаясь и слезясь,
Не так, когда под музыку хоронят,
Вздохнём. Не говори, что вам нельзя.

Ведь как тебя? Джим, Диоген, Писториус
(Тебе он ближе, снизу до колен) –
Ты поделись со мной своей историей.
Не говори: тебе сегодня лень.

Спроси меня о чём-нибудь, о ком-нибудь?
Давай с тобой трепаться до зари,
Ведь если я вернусь домой, то в комнате
Опять мне не с кем будет говорить.

Почти что человек, но то что, видимо,
Других умеешь слушать – добрый знак.
И если мы опять с тобой увидимся –
Ты промолчи, что сразу не узнал.

2016 год

От холода, лицом прильнувши к льдине *

Остаться в тёмной стороне стиха,
Где стынет, продолжая затихать,
Строки последней леденящий крик
Сквозь немоту. И сколько глаз ни три –
Одеты звуки в чёрные меха.

Теням их длинным падать далеко
В изгиб реки, ползущей червяком
Меж двух глаголов, – и живым, и мёртвым
Здесь всё равно, кого считать замёрзшим
В сюжетах под ландшафт де Кирико.

Здесь рифм кремень и ритма валуны,
Поэтика, чьим овеществлены
Молчанием льдов аспидных просторы, –
Безмолвие грядущего, в котором
Все прежние стихи растворены.

Пространства в жанре нежилых ведут –
В их перспективах никого не ждут,
Внутри реки черновики, как рыбы
Застывшие, и здесь не пишут, ибо
Написано забвенье на роду.

Но путнику, попавшему сюда, –
Лишь сделать шаг, который, как вода
Живая для оглохших истуканов:
И под подошвой слог, как залп нагана.
Вслед камнепадом – новых строк гряда.

Никто не скажет, отчего ты здесь?
Тьма впереди, не посылая весть
О том, что ты когда-то будешь нужен, –
Гигантский шрифт: то шире он, то уже.
Уже воронкой. В ней исчезнешь весь.

* Данте, «Божественная комедия. Ад.», Песня XXXII
Перевод Дмитрия Мина (1844 г.)

2016 год

Скульптура

Есть опыт немоты – и целых нот
Годами тишина в аппликатуре:
Так звук мертворождён в немом кино
И мрамор обречён молчать в скульптуре.

Ему б полоску света – взгляд извне
Стекал бы по изгибу шеи длинной
Вглубь мраморной зимы, где вечный снег
Сверкает в перьях белого павлина.

Там образы, изящность вещества
Рождают в камне страсть к метаморфозам,
И проступают торс и голова
В однажды навсегда застывших позах.

Всего-то и припасть к щеке резцом,
Снять рашпилем со лба весь спилок лишний,
Чтоб потеплело бледное лицо,
Чтоб губы соком напитались вишни.

Но со станка*, как первый шаг с котурн
В реальность, что уже полна изгоев:
Не всякому – на свет, в культур-мультур;
Среди скульптур не все с такой судьбою.

Есть у музеев свой кромешный ад –
Запасники. Шедевры там, невинны,
Завёрнутые в целлофан стоят,
В наброшенных, для казни, мешковинах.

Мрак, влажность, перепад температур…
Раз в день в подвал спускается, не чаще,
Смотритель. Он бросает в сад скульптур
Случайный взгляд – и это ли не счастье?

* Скульптуры мастер создаёт на вращающихся подставках – станках

2016 г.

Летний вечер

Когда однажды летом мы прощались с ней –
В конце любви, наивны, молоды, незрелы –
Я от отчаянья почти ослеп и зренье
Уже реальность создавало, как во сне.

Посёлок дачный вдоль Днепра, пустой причал,
Речной трамвай, что отошёл по расписанью.
Она, казалось, отплывала вдаль часами.
Никто не слышал, как вослед я ей кричал,

Пока закат таращил свой слепящий глаз.
Пока тот вечер, с плотной ряскою прибрежной
В далёком прошлом и, конечно, центробежном,
Ещё не стёр из фона исчезавших нас.

05.31.2016

Городские стансы

Просто звёзды, без лишней душевной тоски.
Человек – просто тот, кто подавлен и сир.
Он выходит под звёзды и ловит такси,
Он услышит вопрос в безразличном: «Sir?»

Просто город – кочующий монолит,
В нем куда не прибудешь – находишь «дом»,
Где с улыбкой покинутых мона лиз,
Зная всё наперед, ждёт толпа дидон.

Просто, каждая в чём-то из них права –
Путник должен дорогой быть возвращён:
Две души есть, два тела и есть кровать,
Из окна – море синее… Что ещё?

Но для города путник неотвратим,
А за ним – череда встреч, разлук, измен.
Для того, чтоб решиться построить Рим,
Просто надо оставить им Карфаген.

05.29.2016

Утром, после грозы

По утру громких птиц свирель,
А покуда идёт концерт,
Майский сад соберёт сирень,
Чтоб её подарить в конце,
Соберёт шелест райских крон,
Их узоры теней внизу –
Разным звукам, со всех сторон
Налетевшим унять грозу.

На рассвете весь выпит дождь
И от молний вокруг дымит,
Но уже прозвучало «до»,
Сквозь туман прошумело «ми»,
Птичий щебет наполнил двор,
Луч ударил в дверной звонок –
И поплыл в небеса аккорд,
Как плывёт по реке венок

С чёткой радугой по краям,
И чем слаженней птичий хор,
Тем счастливее в сих краях
Всякий слушатель с ранних пор.
Остаётся внутри тоска,
И всегда неизбывный страх:
Здесь никто не живёт до ста,
Хоть кукушек полно в лесах.

05.28.2016

Ураган вчера на Манхэттене

Ветер – из мелких деталей внутри механизма:
Цепких бумажек, колёсиков листьев, машин у обочин
И пешехода, что в поисках верха и низа
С воплем мгновенно взлетает, тем самым сейчас озабочен.

Сам механизм совершенен, хоть выглядит просто:
Ряд небоскрёбов в червячной беззвучно скребут передаче,
Сверху (куда пешеход улетит) – это остров,
Сбоку – как будто бы кто-то бутылки без счёту заначил.

Снизу – машинного масла цветные разводы,
Гул поездов по артериям, звук уходящий по венам,
И охлаждения рядом система, чьи воды
Весь механизм омывают, породы его и каверны.

А надо всем – чей-то голос, в пространстве невнятный,
Словно игру обсуждают за тучами скрытые дети:
«Он ведь летит!» – слышен голос. «Но мне непонятно, –
Слышен другой, – не такой уже сильный мы вызвали ветер.»

05.15.2016

Вдвоём

Она молода, образование высшее, вполне хороша собой,
Любит нравиться мужчинам и уже устала от многих,
Узкая талия, но считает, что у неё коротковатые ноги.
На центральной площади города Кафедральный собор,
Напротив городская ратуша, за ней – муниципальная парковка,
Молодая женщина проходит мимо неё каждое утро,
Затем – магазин косметики: тушь, тени, накладные ресницы, пудра,
После чего её родная, с матовым стеклом, автобусная остановка.
Подъезжает автобус и она, отражаясь в стекле, заходит в салон
Всегда с таким чувством, словно отражение за спиной остаётся,
Закрывается дверь, рабочий день впереди, руководство
Уже на месте, босс взглядом скользит по её коленкам – он
Был бы не против, но как дамоклов меч над ним sexual abuse,
В ланч в кафетерии несколько подруг, несколько новостей походя,
Лифтёр, поднимая на этаж, пялится на грудь и потеет от похоти,
Она к концу рабочего дня думает: «Непременно сегодня напьюсь.»
Возвращается в автобусе, уже не так темно, как было зимой,
Но всё ещё холодно, и чаще не солнце, а мелкий, скучный дождь,
Выходишь на остановке и встречаешь то, чего день деньской ждёшь:
Своё утреннее отражение, и шепчешь, застыв: «Боже мой!»
Они возвращаются тем же маршрутом, что и утром – её
Отражение молчит рядом, обходя осторожно вечерние лужи,
Им вдвоём хорошо и уютно, а больше никто и не нужен.
Ведь придумать себе отражение – от одиночества верный приём.

05.11.2016

Монолог со счастливым финалом

Всё случилось сразу:
Утром лист кленовый –
Мира чистый разум –
Сообщил нам новость:
«Никому не нужно
Умирать сегодня –
Мелкой майской луже,
Ёлке новогодней,
От петли убийце,
Матерям от горя,
Не с кем больше биться
Броненосцу в море,
Не стреляют пушки,
В поле спят расчёты,
На ветвях кукушке
Куковать бессчётно,
Не завянуть листьям,
Не погибнуть лани –
Не стареют лица
И никто не ранен,
Не гудят над картой
В штабе генералы –
Не сломают карму
Ни большим, ни малым.

Вы поймите, просто:
Смерти больше нету,
Темы нет для прозы,
Повода – поэту,
Нет погостов, кстати,
Храма нет и службы,
И гробокопатель
Никому не нужен.
Счастье неизменно,
Vita только dolce.
(Смерти б – марш Шопена
И косу потоньше,
Ей ходить в никабе,
В платье тёмном, тонком,
Рассылать веками
Семьям похоронки,
Множить боль и беды…
Но в весеннем шуме –
Жизни День, Победы!
И никто не умер.)»
Так шептался в кроне
Лист кленовый жарко,
Но не слышал Хронос.
И его не жалко.

05.10.2016

Размытая реальность

Дождь льёт с утра который день,
По крайней мере, с первомая:
Неделя плавает в воде,
И сразу вслед за ней другая.

С пути не сбился пешеход –
Промокли ноги, руки, плечи,
Он может так за годом год
Идти. Затем наступит вечность.

Вдруг в спину: «Эй, Вениамин!»
Он сразу обернулся, будто
В затопленном краю равнин
Ещё необходим кому-то.

Он нужен – это значит есть
Надежда в мире одиночеств,
И вера в то, что надо здесь
Идти к кому-то днём и ночью.

Но ужас (я не знаю как
Ещё назвать тот окрик в спину?):
Ошибся тот, наверняка, –
Ведь не был он Вениамином.

05.08.2016

Акварель

Кто-то бежал. Кто-то пел. Смотрел под ноги.
Можно было бы назвать их художниками,
Если бы мы о них ничего не знали.
Но кто-то знал. И не он один.
Обязательно где-нибудь найдётся
Кто-то, кто о них знает, поэтому
Говорить «мы о них ничего не знали»
Нельзя. Неправильно. Это всё испортит.
Как плач ребёнка в проехавшем автобусе.
Ребёнок плачет, словно он потерял маму,
Идёт война, враг уже окружил Новочеркасск,
Стоит на подступах к Старопрамену,
И рвутся снаряды, и госпиталь переполнен,
И никто не может сказать, жива
Мама, убили маму, потерялась,
А ребёнок плачет, хоть мама нашлась,
Она сидит рядом в автобусе 162 маршрута,
На соседнем мягком сидении, только
Какое это теперь имеет значение.
Автобус скрылся за ближайшим углом,
На повороте на Maple Lane, пятый
День все небо в тяжёлых тучах,
Лужи покрыты готической мозаикой,
Идет дождь и если когда-нибудь
Выйдет солнце – это всё испортит.

05.05.2016

Начало мая

Утром бесхозные кучевые
В небе свалялись комками ваты.
В лицах прохожих вопрос: «Не вы ли
В сим безобразии виноваты?»

Ветер был слаб, дурака валял, а
Утром листву всё же сбил с деревьев,
И тротуар, как из одеяла
В вылезших светло-зелёных перьях.

Словом, погода – совсем кино и
Немцы, поскольку все дни осадки:
«Было б спокойней в ковчеге Ноя,» –
Думаешь, к лету готовя санки.

«Так ведь далёко до голубятни,» –
Тут же читаешь в глазах прохожих,
Правда, подумаешь, не грубят, не
Лезут с советом, хоть всякий может.

Может случиться, твоей вины нет
В том, что сереет теперь с рассветом,
В том, что ещё один день поныне,
Ливнем убитый, лежит под ветром.

А остальное – плюясь, корячась –
Вынести сможет душа из тела
В срок, но уже без тоски, не прячась,
Как и все годы того хотела.

05.02.2016

Приступ смеха

Смеётся море – пенных губ
Разбросано под небом столько,
Чтоб бот рыбацкий на бегу
Растаял мармеладной долькой.

И солнце позже упадёт
В раскрытые от смеха глотки,
Где крокодил его найдёт
Среди небочковой селёдки.

Луна дорожкой неспеша
За солнцем спустится под утро,
Ещё сильней волну смеша
И чаек (по-речному – уток).

Пока на суше дерева
Едва колышатся от эха,
Им море шлёт девятый вал,
Уже совсем давясь от смеха.

И моря уровень к нулю
Всё ближе по канону Дао,
Чтобы шестое чувство «ю» *
Девятый вал не покидало.

* и «you» одновременно

04.30.2016

Апрельский концерт для птиц и прохожего

Кричат грачи, не могут накричаться
На стаю мелких туч – совсем они
В апреле спятив от избытка счастья,
На землю чистый льют серотонин.

Зелёный лист, сверкая новой кожей,
Как датский принц пройдя сквозь монолог,
Завис – и на него из царской ложи
Глядит, зимой потерянный, брелок.

Оставленный окурок на балконе
Еще с начала декабря дрожит,
Боясь, что по весне его проколят
Агавы вертикальные ножи.

Предметы вышли из февральской спячки,
Из мартовских сугробов, мутных льдин –
И два пакета, как в балетных пачках,
Взлетают в пируэте, как один.

И от бутылки пламенем осколок
Под тёплым солнцем целый день горит;
И как учили нас семья и школа,
Звезда с звездою ночью говорит.

Идёт прохожий и весна лучами
Его любовно гладит по плечам…
Так весь апрель в саду грачи кричали,
Чтоб радость туч прохожий замечал.

04.27.2016

Дни сурка

В трансе местный сурок: обещавший тепло,
Наблюдает морозы в апреле.
Мир к пророкам суров, и под ником «трепло»
Жизнь не мёд, и уж точно не прелесть.

Не нашёл свою тень? Так ведь и не искал
На рассвете, без физподготовки,
Будто нет других тем; и порочен накал
Всех страстей, если дело в трактовке.

Спал бы в норке, в тиши да уюте угла,
Что родным называется кровом,
Так ведь кто-то решил – и толпа приняла:
Разбудить рано утром, 2-го.

Просто прихоть, одна из примет, дикий быт,
Словно созданный, чтобы был крайний,
Но на то и весна, что при ней может быть
Тот провидец, что знает заранее.

Правда, что он там знает? Случаен итог,
Как и выбор толпою пророка:
Вера в то, что Бог с нами (неважно, кто Бог) –
Не приносит ни прухи, ни прока.

Неизбежен герой – как народный трибун,
Как поэт, исключенье природы:
Он февральской порой проклинает судьбу, –
Вещий иносказатель погоды.

04.09.2016

Утро. 14 апреля

День начинается с полуоткрытой двери,
С шороха сонных теней в тишине корридора.
Время вставать, подниматься с постели, на «три,
Два, один, ноль», – под пассат заоконного хора.

Луч, разлетаясь по стенам, как брызги «Клико»,
Деревенеет в дощатом углу переборки:
Всё впереди, жизнь прекрасна и смерть далеко,
И восходящего солнца свет слева по борту.

Как неохота вставать. Столько дел впереди.
«Три, два, один, – повторяешь, кляня оба века.
– Ты сам себе и приказ, и вполне командир.
(Что до фига молодому ещё человеку!)

Так! Срочно встал, и размялся под выдох и вдох.
Быстро пописал, и щётку зубную взял в руку…
Не о брюнетке, что слабая на передок,
Время сейчас вспоминать, – осадил себя грубо.

– Вечер зависит всегда от того, как на старт
Выйдешь с утра, – и кем, в общем и целом, ты станешь».
И сам себе улыбается сонный стюард,
В тусклое зеркало с подписью снизу «Титаник».

04.08.2016

Влага

Смех водопада, лён его волос,
Лак локона в сестре-струе из крана –
Какой знакомый шёпот: «Аш два о», –
Над полуполной глубиной стакана.

Прозрачную и мутную роднит
Способность подражать любому фону,
Безвременью, куда течёт родник
Принять, над содержанием, власть формы.

Холодных брызг, как молчаливых слуг,
Всё больше свита в шествии рассвета.
Персидские ковры весенних луж,
С орнаментом в них отражённых веток.

Не пей из них – в одном глотке беды
Такая жуть сухих копыт двупалых.
Такая же, как для живой воды
Льдом леденеть и испаряться паром.

04.05.2016

* * *

Итог ночной грозы: застрявших молний
Не меньше сотни в переплётах окон;
Из облака в штанах, с застёжкой-молнией
Расстёгнутой, тень льётся к водостокам;
Под плиткой, ливнем сбитой с тротуара,
Открытая, как рана, в пятнах почва;
Вцепившихся в неё, магнолий пара
В пространстве между ратушей и почтой.

Дом, оглушённый громом, каждой балкой
Натянутой, скрипящей половицей,
Истерзанный под ветром в восемь баллов, –
Когда бы мог, то мог бы удавиться.
И в дальней спальне обречённый слышать,
Хоть этого стремясь лишиться дара
Всю ночь, считает про себя – по крыше
Оборванного провода удары.

04.03.2016

* * *

Сверху полуночные шум и топот, –
Для жильца внизу, как попасться в сети:
Это всё не зря, изучай свой опыт,
Вряд ли повезёт на других соседей.

Снизу тишина, торжество безлюдья,
Словно там живут, исключив пространство:
Тоже привыкай, так когда-то будет,
Где всего важней – чувство постоянства.

Сбоку голоса, стереосистема,
Тихий монолог, чьи-то диалоги:
Вечному жильцу это тоже тема –
Так же говорят безучастно боги.

Ну, а здесь, внутри, с мебельным дизайном
Где смешает взгляд судьбы, годы, сутки –
Слушай и молчи. И пока ты занят,
Ты сейчас живей, чем вся Камасутра.

04.02.2016

* * *

В деревне пусто и покойно,
Висит тоска над колокольней,
Как мокрое бельё,
И ветер, лодкой на приколе,
Избу качает, краем толи
Царапая жильё.

Из смертных – все ещё живые,
И жизни линии кривые
Сплелись, как в судный час,
Как будто здесь мы часовые
Тех облаков, воды, травы и
Погостов после нас.

Давно на острове последнем
Перед потопом, и к соседям,
Под воду, уходить,
А там – кого накроет бреднем,
Кого снесёт теченьем к ведьмам,
Готовым полюбить.

Должно быть, оттого и злобно
Глядишь вокруг, что и в загробном
Всё то же предстоит,
И в той деревне всё подобно
Всему, чем маялся с утробы,
Что вкупе Рай-Аид.

Шныряешь мышью по сусекам,
Мастыришь закусь, бьёшься в секу,
Пока тверда рука,
В лесу раздастся дровосека
Топор, – ведь столько лет без секса
Гоняет дурака.

Корову проиграешь в споре,
Которой нет, и на подворье
Зарежешь каплуна,
Привычно думаешь: “Доколе?” –
И доверяешь только горю
С утра и дотемна.

А ночью, выйдя на дорогу,
Себя тревожишь понемногу,
Покуда не оглох,
Коль звукового нет порога.
А из не каявшихся богу
Остался только бог.

04.01.2016

2017-й

Привет тебе, держава Трампа,
Которой лучше не бывает!
Свободен, я схожу по трампу
С морского, так сказать, трампвая.

Я – эмитрамп, мой утрампбован
Надеждами багаж до края:
Не до какого-то Трампбова –
Доплыл я до земного рая.

Здесь всё по честному, ни грампа
Сомнений нету у таможни,
Здесь уважают эмитрампа
И зря вопросом не тревожат.

Здесь возвели на юге стену,
Вьезд трамплиерам запретили
До лучших дней – и въедешь хрена,
Пока тебя не пригласили.

Здесь, как у театральной трампы,
Теперь без права на ошибку,
Ты брат и заодно сестрампа
Всем, кто в тебя поверил шибко, –

Не те сатрампы и тираны,
Кто делать запрещал аборты,
Кто, кроме языка Корана,
Ни на каком другом не ботал,

Кто, пребывая годы в трампсе,
Народ трампвили несвободой,
Кто видел в каждом пидарасе
Не гражданина, а урода.

Теперь ты здесь, в Долине счастья,
В трампатлантических просторах,
Коль хочешь – в выборах участвуй,
Читай хоть Библию, хоть Тору,

Садись на Медикейд – здесь рады
Тебе, с тобой стал чище воздух,
Хоть им же дышат демократы
И их электорат нервозный.

Госдолг уже почти погашен,
Над Централ-Парком – голубь мира,
И год от года только краше
Нам будет здесь, внутри трампктира.

03.31.2016

* * *

Идёт автобус по проезжей,
А мог идти по пешеходной,
И чаще прямо, косо реже,
Хоть мог идти он как угодно.

И мог бы по любой из улиц,
Конец маршрута неизвестен,
А пассажиры, ночь сутулясь,
Так до утра сидят на месте.

И мы с тобой, дыша в окошко,
Рисуем тонких человечков,
Их оживляем понарошку –
Сходить им утром, на конечной.

03.29.2016

Весенний шанс

Никто, никому и ничем не обязан –
Об этом кораны, коаны и веды.
Есть в Вашингтон-Сквере, в углу, тень от вяза:
В ней с час постоять – все получишь ответы.

Весной, при загрузке зелёного софта,
Из веток растут аватары и ники,
И всё, что откроется в майской тусовке,
Узнать можно в мартовской версии Вики.

Немало зависит от линий ладони,
Но коль повезёт – долетает потомок,
При ветре с Гудзона и редком дроне,
Вплоть до середины реки Потомак.

Седой сисадмин, по весенней запарке,
Напутает тени – от вяза до бука,
И селфи с ай-фона зимой в Централ-Парке
Поставит в апреле в профайлы Фэйсбука,

Коль кроме весны, всё – от съеденных чипсов
И знаков судьбы на разметке дорожной
До школосемьёй в череп встроенных чипов –
Ни предугадать, ни познать невозможно.

03.27.2016

* * *

Тень скрещённых ладоней слетает в полдень
Со стены, что написана акварелью.
Из прохожих запомнился бомж в исподнем,
Словно в память о дне, номер шесть, творенья;
Из зверей – свежий след за сухой осиной
И кошачий зрачок в пустоте квартала,
Чтобы в нём, растворившем воздушный синий,
Перспективу творя, стрекоза летала;
Из цветов – в низкой вазе букет тюльпанов,
Их фигуры сутулые в свете сонном,
А из звуков – по каплям вода из крана,
«кап» да «кап» с колокольным, нездешним звоном.

Мерный шёпот дыхания, мягко руки
Ограждают дитя от полёта в бездну,
Грудь бела и привычно сосок упругий
Отдаёт молоко, будто дар небесный.
Млечный путь – это то, что соединяет
Материнское счастье с губой младенца,
Для которого всё – вещий сон: ни дня, ни
Ночи нет, пока длится начало детства.
А потом руки медленно отпускают,
И уже трудно вспомнить, летя к старенью:
Тень скрещённых ладоней всю жизнь слетает
Со стены, что написана акварелью.

03.26.2016

Собеседник на Пурим

Как на духу, обещаю:

Пока не опали бутоны магнолии
И зомби не вышли из влажных могил,
Пока не взорвали долины Монголии
Шахиды из ближневосточной ИГИЛ,
Пока не объелись под джойнт поганками
И в Бостоне ждёт нас последний трамвай,
Пока трансвеститы идут с лесбиянками
Парадом в Нью-Йорке встречать мир, труд, май,
Пока педофил не насилует мальчиков
И девочек, быть им желая отцом,
Пока на фэйсбуке приятнее смайлика
Годами он-лайн не встретить лицо,
Пока будут чёрные требовать «оскаров»,
А белые политкорректно молчать,
Пока от гибридной войны взрывы мозга,
Как следствия, тешат ТВ и печать,
Пока “преступление и наказание”
Анапестом уху приятно звучит,
Пока хоть один не прошёл обрезания
В общине на Брайтоне русский семит,
Покуда мигранты стремятся в Германию
И Apple не даёт раскурочить ай-фон,
Пока в президентской мечтают кампании
Сойтись Леди Хи и Тефлоновый Дон,
Пока чья-то совесть меня не замучила,
Пока есть в запасе вино и сырок,
Пока, пистолет не направив по случаю
В меня, не нажмёт Мухамед на курок, –
Я при всех вам обещаю

03.23.2016

* * *

Я отключу себя ночью, а утром включу.
Если случаются сбои – иду к врачу.
– Здравствуйте, – врач говорит и даёт задания,
Делает выводы. Так о размере здания
Судят, взглянув на зубцы, по дверному ключу.

Я, если нет собеседника, чаще молчу,
Но промолчав больше суток, общаться хочу
И выхожу в коридор, становлюсь близко к зеркалу.
– Здравствуй, – встречает меня собеседник, и зенками
Круглыми радостно смотрит, и бьёт по плечу.

В юности думал: когда свой построю чум,
Выращу сына и дочь – их всему научу,
Парк посажу, не одно там какое-то дерево.
– Здравствуй, – меня встретят в будущем шурин с деверем.
Стол будет классно накрыт, я за всё заплачу.

Жизнь то ли жертве сродни, то ли палачу,
И намекая: дай руку – озолочу,
Дар не в награду даёт, а скорей – в наказание.
– Здравствуй, – странице пустой говорю. В ней всё замерло,
Ищет беседы и ждёт, что строку настрочу.

03.20.2016

* * *

Спичка взрывается серой – и тьма сереет.
Свет украшает и вечер, и долгий путь
К дому. Чем ближе к дождю, тем тропа сырее,
И чем желанней попутчик, тем чаще пульс.

Звёзды, теряя последние граммы веса,
Падают в августе и, не сочтя за труд,
Двое, случайно зайдя на опушку леса,
В виде подснежников мартовских их найдут.

Мир за спиной, как положено, убывает,
И перспектива не выглядит тупиком:
Лучше ушедших не спрашивать, чем была им
Чаша часов, не заполненная песком.

Что рассказать бы ещё, приближаясь к дому?
Чем оправдать бы ещё на двоих маршрут,
Если дорога пуста и один к другому
Путники жмутся? И длится отсчёт минут.

03.19.2016

До и после спектакля

В этом театре все пьесы написаны для одного актёра.
Он одинок. Он неподвижен. Он стоит в каком-то неопределённом месте, через которое течёт время. В этом времени всё неразрывно, всё вместе и сразу: горы и долины, реки и моря, конец пути и перспектива, день и ночь.

Через это место течёт прошедшее время. Здесь всё возможное произошло и всё окружающее давно состоялось. Здесь звёзды светят только потому, что они светили когда-то, в далёком прошедшем. Миллионы и миллиарды прошедших пьес назад.
И вот он пошёл. Он чувствует шум зала, ему становится душно, он ощущает жар прожекторов и его пробивает пот. Он попадает в место, которое ослепляет, в котором есть верх и низ. Через которое течёт время настоящее.

Он идёт между верхом и низом. Спускается в долины, поднимается в горы. Переплывает реки и моря. Находит тупики и погружается в пейзажи, которые постоянны в одном – они всё время меняются.

Меняются недели. Недели собираются в десятилетия. Он идёт, учится, влюбляется, размножается, сталкивается, теряет, находит, проходит, уходит. В этом месте всё и только настоящее, вместе со временем. Здесь всё – однажды, один раз, навсегда. Здесь звёзды светят потому, что они существуют, что они появились и есть.

И вот он попадает в место, в котором одинок и неподвижен. Он стоит в каком-то неопределённом месте, через которое течёт время. Время будущее, в котором кроме него и завершённого сценария пьесы нет ничего вообще.

Потому что будущее – это где тебя не будет. Там только одиночество. И то, что единственное одиночество – это и есть там, где и когда тебя нет, – это открытие настолько ярко, значимо и однозначно, что ни прошедшее время, ни настоящее уже не имеют значения.

Для того места они ровным счётом ничего не значат.
И это сразу и навсегда успокаивает. И с этим жить уже нельзя.

03.19.2016

Перейдя на летнее время

Март. Ливень. Ночь – опять бессонная.
Вслух кораблей всё тот же список,
Как перед ложами с масонами
Читаешь, скрывшись за кулисы.

Коль перейдёшь на время летнее –
Сперва не спится, и под веки
Ползут виденья с Капулеттями,
Которых бьют всю ночь Монтекки.

Затем до ста считаешь искренне,
И просветлён, как Далай-лама,
Летишь в картине мира искрами,
Из коих возгорится пламя.

Потом хрустя, как давишь крэкеры,
Как в Древний Рим входили готы,
Идешь по лесу, словно Эккерман
Беседуя о жизни с Гёте.

Уж ночь которую не спится мне
И, поминая чёрта втуне,
Под утро, с золотыми спицами
Узреешь колесо фортуны.

А следом, внутрь числа двузначного,
И от нуля охладевая,
Сползёт, как снег с посёлка дачного,
Всей жизни линия кривая.

03.16.2016

Четырёхстопный ямб ночных сосен

Под лунным светом расцвела
Ночная готика былого –
С холодной стороны тепла,
С бескровной стороны живого.

От острых шпилей тёмных крон
К корням гигантского собора
Ложатся тени всех времен,
Всю ночь скрипя сосновым бором.

Прозрачный напросвет, до дыр
Натёртый с пеной мылом хвойным
Лес выстроил свои ряды
Во время мирное и в войны.

Но зыбких ярусов стена
Из множества пушистых веток
Под плотной тьмой раскалена
Вся в ожидании рассвета.

И удалённая, в ночи
Светящая с незримой башни
Звезда без видимых причин
Уже уходит в день вчерашний.

03.12.2016

* * *

В день возвращенья к горлицам грачей
В тепле плескалась голая природа,
И на ветру, как связкою ключей,
Ветвями полый клён звенел у входа –
В закатный и застывший в марте дом,
В котором от крыльца, вдоль коридора
Ещё мела метель и щели льдом
Дверные застывали и зазоры.

С покрытых влажным снегом потолков,
С сосулек, с об пол бьющейся капели
Перемещался взгляд, но ни на ком
Не мог остановиться – в самом деле
Взгляд ниоткуда ничего б не мог
Здесь наблюдать, лишь две застывших стрелки
На циферблате, и в пустом трюмо –
Фигуры абрис, в перспективе мелкой.

Вдоль комнат, в вихрях снежной кутерьмы,
Как из молитв, уже в давно прошедшем
Бродили молча призраки зимы
Так, словно наблюдал их сумасшедший.
И время, прячась в серебристый шёлк
Балконной шторы, продолжало длиться:
Пусть тот, кто в декабре навек ушёл,
Хотелось верить, в марте возвратится.

03.10.2016

* * *

На весеннюю плоскость, в пустой коллаж,
Где отсутствуют солнце и зелень кроны,
Где цветов не хватает, чтоб был пейзаж,
Как нет неба без птиц, даже с сотней дронов, –
Направляем проектор, в его луче
Возникает прохожий, пустяк, фигура,
Человек, если можно сказать, вообще,
Не предсказанный здесь ни одним авгуром.

Он идёт, и его направляет вдаль –
Бестелесной проекции цвет и форму –
Наблюдателя воля, с небес вода,
Что для марта и в прошлом служила фоном,
Легкий ветер, система координат,
Гравитация, просто шестое чувство,
И здесь надо, – чтоб шёл человек не «над»,
А всегда «по» тропе, – проявить искусство.

Чтобы шёл он и шёл, не топтал кусты,
Не взлетал над деревьями без причины,
Заполнял бы собой соты пустоты,
Как уверенный в чём-то своём мужчина.
Он идёт, а вернее, его ведут
Так, чтоб впредь и топтался себе на месте,
Не имея в итоге совсем в виду,
Чтобы он пересёк хоть когда-то местность.

Из каких-то, неведомых смертным, пран
Словно соткан, ногами передвигая
Он идёт и под ним не дрожит экран,
И за ним не летит перелётных стая.
Он выходит из юности, свеж лицом,
Месит влажную почву тропы годами
И старея, сутулясь, в конце концов
Подустав, луч проектора покидает.

03.09.2016

Четвертое измерение

Представьте пшеничное поле бескрайним,
С цветущим деревом, что творит мириады
Звёзд в жёлтый полдень – и с лицами стёртыми
Нас всех, блуждающих там, по Раю,
И нас же, блуждающих там, по Аду,
Оставленных здесь, на земле, мёртвыми.

02.29.2016

* * *

Невесть откуда, с дальней полки, с потолка,
Из глины, сора, правды, лжи, воспоминаний
На белый лист, на свет рождается строка
Не ради славы, спора, умноженья знаний,
Не ради красного словца до хрипоты,
А токмо волею гортани человечьей,
Ещё, впридачу, несказанной красоты,
В родимых пятнах от хореев-ямбов, речи.

Строка является, во всём как альпинист:
С солнцезащитными очками, ледорубом,
Страховочной обвязкой, каской, взглядом вниз
В безмолвие листа, в единой связке с другом,
Идущим сзади с грузом звуков, с массой слов,
С судьбой, неважно, оборота из причастных,
Деепричастных – лишь бы здесь им повезло
Прийти к вершине, что случается не часто.

Вгрызаясь “кошками” в обледеневший наст
Тысячелетиями стынущей страницы,
Чьё белоснежное пространство есть стена,
На коей буквам удаётся закрепиться,
Строка восходит на одну из джомолунгм,
Где разряжённый воздух нем и днём, и ночью, –
Когда б при взгляде сверху сотни солнц и лун
В конце листа не совпадали в чёрной точке.

02.28.2016

Прощание с февралем

Февраль напоминал французский сон
Про зонтики и пару под дождём
С её искусством исчезать вдвоём
В пейзаже – в импрессионистском стиле,
И в жанре, именуемом шансон.

Февраль – Огинского был «Полонез»,
Что в музыкальной школе проходили,
Покуда Польска не згинела, или
Шопена обеззвученный ноктюрн,
Словно плывущий ночью по Луне.

Февраль, чьи декорации – муляж
С норвежских фьордов, прибалтийских дюн,
И чьи актёры падают с котурн
Под ветром, но в отсутствии метели,
Коль по сезону истекает стаж.

Февраль – как аномальный этот год,
Как без белья несмятые постели,
Как в високосье не достигший цели
Потерянный к концу оригинал,
Чей сохранился только перевод.

02.27.2015

* * *

* * *

Как туман плотно соткан из противоречий,
Где случайность фигуры-фантома – сюжет
Сам и есть, и рассеяньем он обеспечен,
Как трагедия – перечнем будущих жертв,

Так сей текст, проступающий в марком пространстве
Белоснежных страниц – влажный след от подошв
Для строки возвращённых фантомов из странствий,
Словно перед приходом попавших под дождь.

Им, еще не очнувшимся от одичанья,
Находить долгожданные рифму и ритм,
Чтоб за то, в предстоящем вселенском молчанье,
Мне судьбу можно было бы благодарить.

02.21.2016

* * *

Был повод выехать с утра пораньше.
Пустую трассу наполнял рассвет,
С уже проснувшихся окрестных ранчо
Собаки слали лаем свой привет.

Скучны обочины. Серей ландшафта
Трудней представить в этот зимний час,
И подбородок колет краем шарфа
Вся, ближе к шее, перспективы часть.

Внутри автосалона одиноко,
Как и вовне, – когда бы не узор,
До дна глазницы заливая око,
Собой не застил изумлённый взор:

Там, впереди, застывшими клубами
Два облака сложились чередой,
Как поцелуй бескровными губами
В пустом углу салфетки голубой.

02.20.2016

* * *

Всё, если жив, регистрация
Снов, изменяющих явь,
Яви, сменяющей сны, –
В граммах грядущей абстракции,
Меры длины растеряв,
Меры весов не важны.

Плотно сжимать между пальцами
Неостывающий прах,
Взгляда сухой лепесток, –
Время своими скитальцами
Вечно сорит, но их страх
Преобразуется в ток.

В медленной люльке течения,
Чуя спиной донный ил,
Встретить восход под луной, –
И не имеет значения
Кто и когда здесь проплыл,
И проплывает за мной.

02.17.2016

* * *

Время похоже на бляхи,
В каждой из них свой сюжет:
Вот маршал армии Блюхер –
Вот уже Блюхера нет.

Вот пролетает Гагарин –
Вот он уже пролетел:
Как в шовинистском угаре,
Время не жалует тел.

Вот день рожденья проходит –
Вот он уже и прошёл.
И на стене тихий ходик
Пару свою не нашёл.
02.14.2016

После школы

Когда садились корабли на мели,
Ломался голос беспокойных чаек –
Мы жили, не старея, как умели,
И за бессмертие не отвечали.

Мы побеждали в спорах самых умных,
В три шеи самых обнаглевших гнали –
И что нам были жаркие самумы,
И кем мы были роковым цунами.

Всходило солнце, расцветал лишайник,
Садилось солнце, капали капели:
Нас детства долго с возрастом лишали,
Затем лишить и юности успели.

Прошло лет сорок, и до дня рожденья
Осталось пятьдесят минут, но где мы –
Те, с двойками всегда по поведенью
И жертвы школьной классовой системы.

Один, как парус, до утра маячу,
Белее в буре всех других, похоже:
И если «мы» сегодня что-то значит,
То в то же время и не значить может.

02.12.2016

* * *

Раз-два в году февральский день такой:
Бесснежный ровный свет застыл от холода,
Морозный воздух, как из льда наколотый,
Трещит над побелевшею рекой.

Отсюда, с обезлюдевших холмов,
Ты видишь рыбаков, как многоточие
За стёршейся строкой первоисточника, –
Отсюда, словно в оптике трюмо,

Прохожий слева, вышедший вчера,
Перед тобой проходит неприкаянно
И в правой створке отразится каменно,
Где будет завтра холодней с утра.

02.12.2016

Розовое

в бледной фарфоровой раковине
встроенной овалом в гранитную
полированную коричневую плиту

выгнутая шея смесителя из хрома
две ручки зеркально отражают
аксессуары светлой ванной комнаты

сильный напор прозрачной струи
вода заполняет раковину снизу
стремительно поднимается к краю

я тщательно чищу зубной пастой
зубы массируя верхнюю десну
щеткой затем нижнюю десну

выплевываю отяжелевшую от пасты
слюну в наполняемую водой раковину
и вода становится розовой розовеет

раковина ее бледные стенки розовеют
прозрачная вода опускается в розовую
и цвет всё темнее гуще будто где-то

сбоку в фарфоровой стенке раковины
возник порез крошечная кровоточащая
ранка невидимый глазу укус ущерб

ранка из которой вытекает в раковину
снаружи откуда-то извне розовая масса
которая уже не отражает черт лица

в которую можно смотреть долго пока
хватит остановленного задержанного
дыхания пока после пореза еще не больно

02.07.2016

Шестидесятый день после жизни

Он говорит: «Основное – порядок снов.
Здесь все молчат, и за столько прошедших дней
Мы не сказали с соседом и пары слов.
Чем беспробудней здесь сон – результат верней.»
То есть, сон в радость ему, ну и в руку – мне.

Он говорит: «Надо только успеть в сюжет
Вставить конкретные месяц, и день, и час,
И перечислить в родительном падеже
Мне, как родителю тех, кто покинут, – вас.»
Он мне сказал, это делал уже не раз.

Он говорит, что у них, неизвестно где,
Есть все возможности нам подавать сигнал,
И сообщать – то приметой, что быть беде,
То «я в окошко снежок ночь назад бросал».
Я это слушал во сне и, смеясь, кивал.

02.07.2016

* * *

Всё было той зимой не так,
Поскольку год был високосный
И юбилейный –
Под ветром всякая верста
Костьми ложилась и белела
Под мозгом костным.

Снег серым сразу выпадал,
В сугробах вызывая жалость,
Кусты горели,
Пока закат их наблюдал,
И мышь к грядущему апрелю
Гора рожала.

И оставалось зеленеть
В стаканах налитому чаю,
В горшочках елям
На кухне карликовым, ведь
Всё, что снаружи – в самом деле –
Всегда случайно.

02.06.2016

Побег с Крита

Одинокая улица исчезает из виду.
Городок неказистый, поселкового типа –
Здесь как раз бы учиться летать без крыльев:
Снег сошёл и под солнцем тоскливо и тихо,
Будто в дно тротуара в полдень тело зарыли,
Вставив в холмик лопату, как иглу в куклу вуду.

Здесь всё длится, как эпос, только на смех курам:
От дворца, что так грозно окружают тени,
Перелёта всего, может, день до Эллады –
И Дедал, по привычке всегда не в теме,
Просит низко лететь («близко к Солнцу не надо»).
Переходит на шёпот, обнимая Икара.

Жить в провинции страшно, пострашнее полёта –
Плоскость площади, собственно, вся перспектива,
В то же время годится вполне по размерам
Для разбега: как же детство здесь было противно,
И как в юности муторно. Воля и вера –
Что ещё, чтоб до цели добраться пилотам?

02.04.2016

Под дождём

Капли дождя на стекле, –
В них отражаются лица:
С тайной мечтой о метле,
Женщина в транспорт садится.

Сзади попутчики прут,
В двери протиснувшись ловко.
От остановки маршрут
Тянется до остановки.

Тутовых туч шелкопряд
Кокон сплетает, – конечно
Суженный годы подряд
Женщину ждёт на конечной.

Там же, где весь этот джаз.
И зависает хранитель-
Ангел над нею, держась
За шелковистые нити.

02.03.2016

* * *

Слышен сердца стук, и сквозь щели сна
Пробивает свет, будто я – снаружи,
Где любую тень красит седина
И снежок Луны выше всё и уже.

Свет зажжён во сне, и его двойник
Ждёт рассвет, накрыв сам себя сугробом,
Но не разобрать, кто за кем из них,
Хоть всегда есть шанс, что сойдутся оба.

Световой поток смоет темноту,
Как цунами вмиг пляжи с морвокзалом.
И ещё один будет сердца стук,
Но не доказать, что не показалось.

01.31.2015

Ода зубу

Значит, время пролить слезу:
Как монарх замечает челядь,
Так себе отмечает челюсть,
Что отсутствует слева зуб.

Он был там, где теперь дыра,
Ноль-пространство промеж соседей, –
За черту, уж куда оседлей,
Так уходят. К другим мирам.

Он болел, был натянут нерв,
И, как прежде бывало, классно
Он ни цыкнуть не мог, ни клацнуть,
Доставляя страданье мне.

Мы так много прошли вдвоём,
В детстве в кариес вставив пломбу,
Что могли б дотянуть до гроба
И прекрасно погнить бы в нём.

Но пришлось удалить. Дантист,
До безносой, десну калеча,
Вырывает и боль, чтоб легче
Было зубу во тьму уйти.

Ты и есть белозубый мрак,
Что сегодня, блестя эмалью
И раскрыв полость рта, как смайлик,
Молча ждёт, чтоб шепнуть: «Пора б…»

Чтоб добавить дыру ещё
В том ряду, темнотой продлённым,
Где среди всех неудалённых –
Те, кто взят уже на учёт.

01.30.2016

Диатриба

Он снег повсюду разбросал,
Меня не ставя в грош,
Мол, ты теперь лопатой сам
Всё это уберёшь.

Вчера метель с пургой наслал
И, празднуя террор,
Он, радикальней, чем ислам,
Накрыл сугробом двор.

Включил, чтоб волю подавить,
С утра слепящий свет,
Но я, покорный лишь на вид,
Ему ответил: «Нет!»

Ведь так же жизнь однажды дал –
Родись, борись, сгорай,
А срок настанет, то тогда
Покорно умирай.

Сдаваясь в малом, и в большом
Окажешься не прав:
Вот почему я не пошёл
Снег убирать с утра.

01.25.2016

Простая последовательность

На ковёр листопада с неба
Опускаются крошки снега,
И весна наступают с летом
(детство-молодость-старость) следом.

01.23.2016

Первая пурга

они вошли в спящий город рано утром,
когда улицы были ещё пусты и фонари
не погасли: гигантский альбинос-кентавр
и наездница-мулатка с яркими алыми
ногтями и фиолетовой копной волос.

у него был гармоничный торс греческого
атлета с аттических амфор, и когда она
сжимала ногами его рёбра и резко била
ладонью по крупу, его грудь расширялась,
он делал вдох и переходил с рыси на галоп.

она была умелой всадницей и пока он,
размахивая счастливо руками, мчался
стремительно от перекрёстка к следую-
щему перекрёстку, она ловко баланси-
ровала, обхватив ногами его туловище.

и когда она гладила ладонью его круп,
он опускал хвост, его белокурая грива
мягко ложилась на крепкую стройную
шею, он восторженно вздымал лицо,
шёл иноходью и, шумно фыркая, ржал.

они были самой красивой парой из
тех, кого никто никогда из горожан
не видел: у нее была тонка талия,
маленькая грудь, не мешающая о-
хоте, нежные черты утренней лани.

он был высоким блондином, стати
царственной, шерсть с рыжеватыми
подпалинами, как бывает у альби-
носов, с палевой холкой, с тонкими
пальцами бродячего музыканта.

когда она пела, он открывал рот
безмолвно и самозабвенно, ког-
да она выгибала спину, он вставал
на дыбы и сильно бил копытами
в морозном январском воздухе.

когда она доставала из наплечной
сумки снег горстями, разбрасывая
снежинки вдоль тротуаров, на до-
рогу, на крыши домов, у их порогов,
на кроны деревьев и сухие кусты,

он поначалу цепенел от всего белого,
всё прибывающего, уже избыточ-
ного снежного изобилия, от снего-
пада, которым неутомимая мулатка
одаривала город, он впадал в транс.

но в сумке снега было вдоволь, чтобы
набросать сугробы, заполнить все
углы, надеть высокие шапки на фо-
нарные столбы, на припаркованные
вдоль обочин промёрзлые машины.

дары в сумке не иссякали, и он прихо-
дил в себя, удивляясь родственному
миру, приобретшему белесую кожу,
ставшему альбиносом сразу и в од-
но ослепительно белоснежное утро.

он носился по спящему городу, песня
мулатки превращалась в завывающую,
на фальцете мелодию, снег сыпался из
ладоней и заносил следы от копыт, а
если бы появился в этот час прохожий,

он подумал бы, что слышит свист мете-
ли, он наблюдал бы удаляющихся коня,
как он бы подумал, и всадницу, которая
помахала бы ему алыми ногтями, он бы
увидел четыре тонких руки, а быстрый
конь, исчезая, показал бы красные копыта.

01.23.2016

* * *

На воздух ситцевый, прозрачный,
Уже два месяца бесснежный,
Ложатся тени в парах фрачных
Из жизни праздничной и прежней.
Легко взлетают диалоги,
Как встарь парили бы снежинки,
И ветер на пейзаж пологий
Кладёт, как грим, свои ужимки.
Кружат танцоры, туш оркестра
Сменяет в парке такты вальса
И, осветив побольше места,
К скамье фонарь льнёт целоваться.

Слетаясь с Марса и Венеры
На незаснеженный пол бальный,
Дам приглашают кавалеры,
Звучит бокалов звон хрустальный
И ярко люстра над округой
Горит холодными свечами,
И, вспоминая в прошлом вьюгу,
От смеха клён трясёт плечами.
Уже мазурки тур объявлен:
С тобой танцуем до упада
Вдвоём среди январской яви,
За два-три дня до снегопада.

01.20.2016

* * *

Письменный стол, старый и крепкий,
Вечный, как делали встарь.
Стопка бумаг. Ручки и скрепки.
Пачка визиток. Словарь.

Пыль на вещах – времени прана.
Давний мертвец-черновик.
Спит монитор. Тенью с экрана
Молча глядит визави.

Он всё тускней. Неосязаем.
Медленно с крышки стола
Масса вещей с ним исчезает,
Словно там и не была.

01.18.2016

Январь 16-го года

Оттого что вода не оставит надежды катку –
Всё печальней дожди и гриппуют в домах фигуристы:
В январе мы остались без снега и, как декабристы
Перед нами оставшись без снега, впадаем в тоску.

То ли, вычеркнув зиму, убрал в високосном году
Её Павел-опоссум, иль Пётр – всем метеоролог,
То ли дворник (всем Дворник), подняв декорации полог,
Показал на весь мир, что и впредь всё пойдёт ни в звезду.

Что-то в мире не так, и небесной механики сбой
Намекает на то, что осеннего только прибудет.
Видно, время теперь Магомету молиться, иль Будде,
Если всё выходило уже с декабря вразнобой.

Не начать бы курить. По ламарковской бы не слететь
Ветхой лестнице, что напугала всерьёз Мандельштама,
Ведь вакцина спасёт фигуристов от нового штамма,
Но никто не спасётся, пока не начнётся метель.

01.17.2016

Двадцать лет спустя. К 28-му января.

После жизни себя продолжить
Две декады не удаётся:
Те же лавки, Палаццо Дожей,
И водичка всё также льётся,

Над лагуной плывут туманы,
Для январских штормов привычны,
И сквозь них ты идёшь, как пьяный
(«Ты идёшь» – брать теперь в кавычки).

«Ты идёшь» по мостам каналов,
Что выводят всегда к Сан-Марко:
Хоть какая бы тварь узнала –
Ты незрим, как пришелец с Марса.

Двадцать лет без элегий, стансов
Ты, как шарик, вдохнувший гелий,
Так летишь, чтоб навек остаться
Над могилой на Сан-Микеле

И с любой удалённой точки,
В небе брошенной сиротливо,
Наблюдать, как рифмуют точно
Зыбь прилива и гладь отлива.

01.16.2016

Глобальное потепление

Ветки на просвет липы в январе,
Как орнамент из ста игольных ушек:
Чем теплей мороз, тем быстрей стареть
Без снегов зиме в этой части суши.

На десяток луж не хватает льда,
Ветер у губы ослабел без пара:
Чем неслышней шаг, тем влажней среда
И протяжней звук вдоль аллеи парка.

Облетевших крон там толпа дрожит,
И влетая в них, воробьиной стае
Странно представлять, что лишь миг прожив,
Ястребом она в марте вылетает.

01.15.2016

Старый Новый

Когда земли в тебе на треть,
А остальное – жидкость
Плюс очарованная твердь
У ног твоих ложится:
Уже не рано умирать,
Хотя всегда не поздно,
И долго предстоит сгорать,
Уйдя однажды к звёздам.

01.13.2016

Январская гроза

Ночью за окном ливень танцевал,
Дребезжал стеклом, бил в звенящий бубен,
Громко, как шаман, распевал слова,
Зная наперёд, что со мною будет.

Жёг всю ночь фонарь в глубине окна,
С ветром выл, кружась в каждый миг паденья:
И струя к струе стрелами до дна
Пробивали мой сон без сновиденья.

Танец завершён был часам к шести,
Что для января – темень, холод, морок.
Удалось заснуть. И во сне был тих,
Светел тёплый пляж, летний праздник моря.

01.10.2016

Колесо сансары

Всё это происходит внутри черепной коробки,
В странной игре вибрирующих нейронов мозга:
Абсолютной красоты пейзажи, тающие дали,
Пузырящиеся лавой, искрящиеся, плавно перетекающие
Из опрокинутого вверх дном колодца тьмы в другой,
Со случайно явившимися незнакомцами, их лицами,
Всегда на кого-то похожими, сразу забытыми одовременно,
С возникшими отношениями, счастьем, перепалкой, скандалом,
С криками, громкой ссорой, которую уже не остановить,
С обиженными молчаливыми людьми, похожими на реальных,
С реальностью номер два, номер три,
Со вспышками света, с отсутствием запахов и речи,
С чердачными замкнутыми пространствами, с выходом наружу
К зачарованным пейзажам, разноцветным деревьям, фауне,
Радующей совершенными формами и пугающей яростью,
С протянутой из ниоткуда рукой – матери, жены, дочери,
Харона, рока, самого этого сновидения, из которого
Пока ещё есть выход, стоит только однажды проснуться.

Как и наяву, в жизни – пугающей, прощающей, многоликой,
С лунными ландшафтами, земными страстями, с персонажами
Из некогда увиденного бестиария, с их же густым лесом,
Из которого есть выход, стоит только однажды заснуть.

01.09.2016

Полёт музыки

Плыла дневная музыка, как лист,
Как серое перо осенней птицы,
Как облака, которые сбылись,
Уплыв из снов, чтоб в небе раствориться,
Как одинокий шарик голубой,
Что с нотой «соль» всё дальше уплывает,
Как радуга, когда в ладах с судьбой,
Нить горизонта рвёт её кривая,
Как всё, что будет позже: тишина,
Плывущая над Ойкуменой в полдень, –
Как взгляд плывёт забытый из окна,
Чтоб эту тишину собой заполнить.

01.05.2016